Однажды Шурова спросили:
— Кем бы ты стал, если бы не был редактором и сценаристом?
— Музыкантом.
— Но ты же и так музыкант.
— Тогда поэтом.
— Но ты же и так поэт.
— Тогда художником.
— Но ты же и так художник.
— Тогда сценаристом…
Круг замкнулся.
Игорь Шуров 12 лет работал редактором и сценаристом на канале 1+1 эпохи Александра Роднянского. По его сценариям сняты три полнометражных фильма: «Седьмой лепесток», «Игра в солдатики», «Фабрика счастья» (в соавторстве с украинским театральным режиссером и актером Григорием Сиротюком). По словам автора, все оставшееся от сна и еды время, он писал песни, музыку к фильмам, стихи, прозу. Печатался в периодике и сборниках. Издал три книги: «Воздух Ершалаима», «Ритуал», «Отражения страха» (под одной обложкой с литератором Андреем Орленко). Участвовал в нескольких коллективных выставках: на арт-фестивале «Гоголь-фест», в галерее на Питерской, в Музее-галерее Ивана Кавалеридзе (на двоих с Виктором Рыбачуком) и пр. Начиная с 2008 и по сей день, активно занимается живописью. Свой жанр называет «внежанра», но по духу ему чрезвычайно близко «дикое искусство» Арт-Брют. Его новая книга «Слоуны. Хроники одного нечеловеческого рода с комментариями и иллюстрациями» — стопроцентное отражение его жанра «внежанра».
Сколько знаю Игоря Шурова, столько с ним и хохочу. С его слоунами – та же история. Достаточно одной строчки — и вы уже хихикаете, а потом и похахатываете, а потом и вовсе похрюкиваете. В общем, ведете себя неприлично в общественном транспорте. Поэтому читать «Слоунаду» желательно вслух. Можно на ночь, можно по утрам, на кофе-брейках и тем более — перед серьезным совещанием.
Истории про слоунов, в которых Шуров одновременно и рассказчик, и художник, – сказки недетские, хотя и им (детям) тоже можно. Тем более, что там — все, как они любят: кувырком, вприпрыжку, вприсядку, наперегонки, стремглав, с подвывертом, с подковыкой, шиворот-навыворот, задом наперед и с ног на голову. Да и еще и с цветными картинками. В общем, так, как и мы все когда-то любили, во времена смеха без причины, щекоток и отличных вестибулярных аппаратов.
— Игорь, в твоих слоунов влюбляешься слету и сходу. Как-то сразу вспоминаешь Хармса. Кстати, уверена, что они бы ему тоже понравились…
— Да, я очень любил Хармса, Введенского, раннего Заболотского. У них, на первый взгляд, нелепые стишки, рассказики, но все это абсолютно гениально, непонятно почему и за что… Какие-то истории, сказочки я и раньше писал. Например, у меня есть смешная сказка «Царевна Ежик». Я подумал: есть Царевна Лягушка, почему не может быть Царевны Ежик? Она у меня главная героиня. У нее есть лучший друг – Шуров, летающий мужчина. Но не как Карлсон, а с красивыми крыльями, которые он расчесывает, бережно ухаживает. А вот общий друг у них – слон Ковальчук…То есть слоуны появились не на ровном месте.
— Ну, у тебя это уже не слоны, а слоУны на тонких ножках в белых чулочках. А это, насколько я понимаю, большая разница.
— Поскольку слоуны от слова «slow» — медленный, они действительно очень медленные. Как я сейчас. В свое время я был очень шустрым, а потом стал очень медленным. Так и мои слоуны – им некуда торопиться. Паустовский когда-то хорошо сказал, что когда ты бежишь, ты мира не видишь и не постигаешь, а, когда останавливаешься, — мир вокруг тебя, и ты – центр мира. Наверное, от этого осознания и появились эти медляки.
— Твои слоуны – в некотором роде эстеты. Они завсегдатаи музеев, картинных галерей. Ты их сделал богемными существами из-за солидарности — потому что и сам художник?
— Да, как-то вылезло в эту сторону. Истории про музеи, картины, искусствоведов, про эту особую специфическую жизнь, в которой они все живут. Они тоже ведь создают какую-то свою реальность.
— Не могу не спросить о детях и внуке. Дима, Оля, Лев… Ты им посвятил своих слоунов. А Pianoбоя ты даже упомянул в одном из своих рассказиков. Гордишься, наверное, ими невероятно?
— Дети – Дима и Оля – самое больше достижение жизни. Ничем другим это не переплюнешь. И люблю я их не только потому, что они умные, талантливые, веселые, добрые, но и потому что они стали в жизни моим естественным продолжением. Я говорю о творчестве как о жизненном выборе. Во всяком случае, мне хочется так думать. Мне очень нравится музыка, которую они пишут, песни, которые они поют. Я обожаю их выступления. Я видел десятки их концертов, и все они разные, не похожие один на другой. И все яркие, с полной самоотдачей. И теперь в компанию к Диме с Олей, в семью «PianoБоя» добавился и мой любимый внук Лев. Ему тринадцать, а он уже заслужил звание «Человек-оркестр». Как и папа, Лева отлично поет, играет на гитаре, клавишных, ударных, пишет песни. А Оля с мужем Андреем Бояром (MoustacheCinema) снимают фильмы и клипы, и уже достигли в этом неплохих результатов: PianoБой, DakhDaughters, Христина Соловей, 5Vimir, O.Torvald. Традиции Шуровых живут и процветают (смеется).
— А что это за история с клавишами для Димы, которые ты ему расписал?
— Дима придумал расписать свой синтезатор. Придумали версию, что, якобы его «клавиши» долго лежали в лесу и проросли травами и цветами. И его знакомая художница так и расписала инструмент – всякими растениями и цветами, а потом со временем Дима решил, что пора менять рисунок и попросил меня это сделать. Я предложил вариант с наскальными первобытными росписями. Дима сначала засомневался, но потом решился. В итоге ему очень понравилось, чему я был несказанно рад. Но это уже история, потому что теперь на клавишах – другой рисунок, этого требовала новая концепция концертов. Дима вообще в работе суров и требователен. И к себе и к другим. Он отчаянный трудоголик. Себя не щадит в первую очередь, что дает ему право требовать самоотдачи и от тех, кто с ним рядом.
— Ты как-то рассказывал, что пел своим детям колыбельные. Что пел, помнишь?
— Про коней пел… Когда Дима был маленький, мне часто доводилось укачивать его на руках. Укачивая, я ходил по комнате из угла в угол и всегда почему-то пел одну и ту же «колыбельную» — песню из фильма «Бумбараш», одну из самых любимых моих песен: «Ходют кони над рекою, ищут кони водопоя, ах, к речке не идут – больно берег крут, ни ложбиночки пологой, ни тропиночки убогой, ах, как же коням быть? Кони хочут пить… Вот и прыгнул конь буланый с этой кручи окаянной, ах, синяя река больно глубока…» Песня грустная, чудная… Дима быстро засыпал, и у меня было время заняться сочинительством. Прошло шесть лет, и я с той же песней укачивал теперь уже маленькую Олю, и те же кони, мои неутомимые кони, опять искали тропинку на водопой…
— Первая читатели о слоунах уже окрестили тебя сказочником для взрослых и нарушителем спокойствия тех, кто с особым трепетом относится к грамотности. Ты и сам филолог, как ты решился на такое филологическое «хулиганство»?
— Думаю, что нельзя очень серьезно относиться к миру, к жизни. Помните, как Мюнхгаузен у Григория Горина: «Я понял, в чем ваша беда. Вы слишком серьезны. Все глупости на земле делаются именно с этим выражением лица… Улыбайтесь, господа… Улыбайтесь…» Все это немножко игра. Я когда-то для себя определил, что нужно делать так, чтобы было легко. Бессмысленно заставлять себя делать то, что идет со скрипом. Все должно быть очень легкое. Не должно быть никакой натуги. Первая мысль, которая приходит в голову – самая правильная, не гони ее, оставь. Когда начинаешь что-то изображать, когда тяжело и натужно, то оно натужно и получается. А когда легко – оно легко и искренне. Считаю, если древние греки придумывали мифы, почему нам нельзя? Имеем право. Поскольку пишется по-настоящему, серьезно о несерьезном. И, кстати, я предусмотрительно извинился в книге перед филологами за свои грамматические вольности. Так что с меня взятки гладки (смеется)
Книгу Игоря Шурова «Слоуны. Хроники нечеловеческого рода с комментариями и иллюстрациями» издательство ArtHuss представит в рамках VІІ Международного фестиваля «Книжковий Арсенал». А 18 мая в 15-00 издательство приглашает всех желающих на свой стенд, где состоится автограф-сессия с писателем и художником Игорем Шуровым.
Беседовала по душам Наталья Бужинецкая