В новом телесезоне нас ждет много интересного. Впервые судить талантливых людей из народа в шоу «Х-фактор 8» будет Дмитрий Шуров, он же Pianoбой, – один из самых прогрессивных музыкантов страны. Вместе с Димой заседать в жюри будут Каменских, Винник и Данилко.
Эксклюзивно для Viva.ua новый член жюри шоу «Х-фактор 8» на СТБ Дмитрий Шуров рассказал, почему никто не в силах конкурировать с телевизором, кто из коллег-судей его шокирует меньше всего и кто же тот единственный человек в мире, чьему мнению он доверяет.
– В новый состав жюри «Х-фактора» вошли совершенно разные по музыкальным стилям артисты – Настя Каменских, Олег Винник, Андрей Данилко. Как тебе работается с коллегами? Нашли общий язык?
Да, некоторых из них, например, Олега Винника, я вообще впервые увидел на проекте. Как он сам вчера заметил, мы существуем в каких-то параллельных мирах, реальностях и вселенных (смеется). С Андреем Данилко меня объединяет мой папа, который работал редактором у него на «СВ-шоу». В конце 90-х – начале 2000-х папа каждый день уходил на работу – к Данилко, собственно. Отец мне рассказывал о нем очень много хорошего, и все это в полной степени подтвердилось сейчас. Я рад, что мы с Андреем сидим рядом, нас объединяет хорошая доля самоиронии. А с Настей Каменских последние годы регулярно пересекаемся на различных концертных площадках. Так что присутствие Насти меня не так шокирует.
Конечно, все судьи разные, но эти люди стоят на сцене неспроста. У всех есть своя, очень широкая аудитория, и я не верю, что человек может много лет подряд обманывать такое количество людей. Значит, у каждого из этих артистов есть люди, которым искренне нравится их творчество. Нравится мне их музыка или не нравится, – но я их всех уважаю. На этом уважении и строится работа.
– А был момент притирки?
Первый съемочный день выдался ужасно спокойным, потому что на одном уважении далеко не уедешь. Можно уважать друг друга сколько угодно, но для того чтобы люди делали что-то интересное, им должно быть весело вместе, должен быть фан. К концу второго дня у нас уже пошли первые подколы в адрес друг друга, а третий день стал определяющим для меня – я впервые почувствовал, что это уже не четыре индивидуума, не судьи, а некий единый орган.
– Какие подколки запомнились? Кто над кем подшучивал и по какому поводу?
Да уже все над всеми шутили! Даже не знаю, пойдет ли это в эфир.
– В такой судейской компании чувствуешь себя немного неформалом?
Знаешь, я всю жизнь себя чувствую инородным артистом Украины. Ситуации, в которых я нахожусь в меньшинстве с вкусовой точки зрения, – это моя жизнь. Однажды за один съемочный день «Х-фактора» насчитал шесть случаев, в которых я находился в полном противоходе с остальными тремя судьями: я говорил «да», они говорили три «нет». Иногда это меня ужасно бесило. Или была противоположная ситуация, когда я не понимал, как можно сказать «да» на это?!
Я здесь все-таки представляю определенную украинскую аудиторию, не только аудиторию Pianoбой. В Украине сейчас происходит культурный ренессанс – «занепад» эстрады и подъем новой украинской музыки. Об этом говорит все: появление фестивалей, появление у этих артистов туров, каждый день выходят какие-то релизы – альбомы, клипы. Появляется много артистов со своим собственным лицом. Судя по нашему кастингу, Украина – это непаханая почва. Каждый день есть 5-6 реально ярких, юных, талантливых ребят, энергетику и изюминку которых сможет понять только новая публика, а не та, выросшая на звездах 90-х, которая ходит в караоке. Поэтому, когда я вижу перед собой такого артиста, то очень трепетно и изо всех сил стараюсь за него побороться. От этого мне здесь бывает сложно, но очень интересно.
– Вспомни самый сложный эмоциональный момент.
Например, вчера я впервые с 2007 года расплакался. Хотя в принципе не плачу. Последний раз плакал десять лет назад, на концерте Элтона Джона в Киеве, во Дворце спорта. Тут стоит уточнить: я люблю Элтона Джона, но не настолько, чтобы плакать по его поводу. Могу расплакаться под Энни Леннокс или под Queen, но не под Элтона Джона. Он просто крутой, и все. Так вот что я увидел: потрясающие артисты, которые делают очень крутой музон и кайфуют на сцене, играя песни из нового альбома, и полный зал народу, который тупо сидит и ждет, когда Элтон Джон споет эти долбанные Sacrifice или Nikita – в общем, что-нибудь из глухих 80-х. Между ними была стена непринятия и непонимания. А когда он начал петь Nikita, и зал встал, принявшись аплодировать, – я заплакал, ведь понимал, что это неправильно, что это называется ксенофобия. Пока наших людей тысячу раз не макнешь во что-то новое, они не поверят в то, что это хорошо. И мне кажется, телевидение – мощный инструмент борьбы с этим явлением.
К концу дня здесь, на «Х-факторе», я испытал очень похожую гамму чувств. Я смотрел, как получают «да» артисты, которым место на Андреевском спуске или в районной филармонии, а яркие, интересные люди не проходят просто потому, что их творчество совершенно не понятно людям, которые выросли в 90-х. Но когда на сцене наконец-то появился человек, настолько талантливый и харизматичный, несмотря на то, что он пел никому не известную песню совершенно не эстрадным голосом, это все равно взяло всех членов жюри. В тот момент я не смог сдержаться. У меня даже сейчас мурашки по коже, когда я об этом говорю. Я тогда подумал: «Блин, как же много надо, чтобы сблизить эти стены – стену нового и старого». Чувствую себя в проекте солдатом на грани этой стены. Кстати, Pianoбой как раз про это. Все семь лет мы разрушаем эти стены: сначала маленькие, потом больше и больше. А сейчас разрушаем уже серьезную финишную стену, собирая залы по всей стране, полные очень разной аудитории. Так что мне не привыкать.
– Советовался с кем-то, прежде чем соглашаться на «Х-фактор»?
Я советуюсь только с одним человеком – с моей женой Олей. Я в этом плане как лейтенант Коломбо. Помнишь, он все время упоминал о какой-то жене, которую так ни разу и не показали?
Мне вообще многие любят давать разные советы. Особенно любят давать советы те люди, которые не то что вначале не поддержали, а еще и старались исподтишка что-нибудь в бок воткнуть. Поэтому я спрашиваю совет только у самого близкого человека, который мне не соврет и которому от меня по сути ничего не нужно, кроме любви. Решаем все очень узким кругом.
– Как жена отреагировала на свое участие в вокальном телешоу?
У меня были определенные сомнения. «Если я буду говорить, что думаю, – сказал я ей, – то сломаю проект и поломаю телевидение». (Смеется) Точнее, оно сломает меня. Я достаточно конфликтный человек и достаточно критичный. А она просто ответила мне: «Ты справишься». И я решил попробовать.
Да, для меня это все в новинку, я вообще не телеперсона. Никогда в жизни у меня не было такого, чтобы я три-четыре дня подряд с утра до ночи находился на канале. Для меня это определенная школа, которая, думаю, пойдет на пользу.
– Андрей Хлывнюк что-то говорил тебе по поводу «Х-фактора»? Когда-то давно он заявлял, что никогда не пойдет ни на какие телешоу. Его уговаривали несколько лет и в итоге уговорили. А чем уговаривали тебя?
Кстати, с Андреем мы не общались на эту тему. Он очень волевой человек, с серьезным стержнем, и если соглашается на что-то, то, как правило, имеет на это веские основания. А меня не нужно ничем уговаривать, если речь идет о вкусах украинской публики. Музыкой я занимаюсь всю жизнь – с 4 лет, когда первый раз увидел в комнате этот странный кусок мебели под названием пианино. Ничем другим в жизни я не занимался, поэтому целиком и полностью в этом реализуюсь и завишу от того, насколько людям это нужно. Для меня каждая новая успешная украинская группа, каждый новый успешный фестиваль в Украине и каждый перешедший на сторону света украинский слушатель – это личная победа. Если я могу делать это на таком серьезном уровне, то о каких раздумьях речь? Как говорил Кузьма: «Як я можу конкурувати з телевізором? Він же у кожній хаті».
– Этим шансом однажды воспользовался Иван Дорн. Но когда ушел из «Х-фактора», то заявил, что разочаровался.
Разочароваться можно только в одном случае – если у тебя есть завышенные ожидания. У меня нет никаких ожиданий от «Х-фактора». Неспроста у меня на столе лежит плюшевый Винни-Пух, герой моего детства. Винни-Пух как символ существа, которое не зашоривается чужими мнениями и действует согласно ситуации. Он, как некое трушное звено, всегда присутствует со мной, чтобы не дать мне зашориться. А когда завышенных ожиданий нет, то и разочарований тоже.
– И напоследок: в этом году исполнилось 15 лет, как вы с Олей вместе.
Столько не живут!
– У вас в семье есть традиции отмечать знаковые события?
Для нас часок посидеть у себя в беседке и выпить вина – это уже большой праздник. Каждый раз, когда это случается без всякого повода, мы чувствуем себя, как будто отмечаем золотую свадьбу. Для нас быть вместе – это в принципе все, чего мы хотим. Но, конечно, когда закончится критическая фаза съемок и выступлений, хочется вырваться хоть на два дня в какое-то романтическое место. Правда, пока нам это не светит. Концерты расписаны до конца года.
– А как же время на личную жизнь? В конце концов, о пополнении семьи не думали?
Лев у нас такой парень, что он может заменить десятерых! Так что недостатка в детях мы не чувствуем, имея такого яркого сына.
– В августе ему исполнится 14 лет. Он уже в стадии трудного подростка?
Да, он уже давно находится в более конфликтной фазе, но сейчас мы его отправили в летний лагерь. Подгадали так, чтобы все в семье на время занялись делами.
Людмила Грицфельдт, Viva